— Дурочка! Он тебя выставит! Ипотеку выплатит и выставит! — говорила мне мама.

Мама оказалась права: после выплаты ипотеки мы расстались. Выставлять меня не пришлось, я ушла сама. И пусть считала, что имею полное моральное право на половину квартиры, документальных прав у меня не было.

Мы с Димой были вместе восемь лет. Брак? Не поженились в первый год совместно жизни, оба считали, что рано, а потом Дима взял ипотеку, и свадьба была отложена на дальнюю полку. Детей не было по этой же причине: сначала ипотека, потом всё остальное.

Я верила Диме. Не возражала против простой регистрации брака в джинсах и кедах, но он хотел, чтобы всё было прилично: и платье, и ресторан, и гости. Надо было только подождать.

— Ну и что, — пожимал он плечами, — что мы не женаты. Ты меня знаешь: если расстанемся, ты с пустыми руками не останешься.

Я работала наравне. Мы зарабатывали примерно одинаково. Вдвоём занимались домом.

Я всегда знала, что если приболею, то Дима сварит мне бульон, сходит в аптеки и будет сидеть и рассказывать мне глупые истории из своего детства до тех пор, пока я не усну.

Я всегда знала, что если на душе будет плохо и грустно, то Дима наберёт мне ванну с пеной, зажжёт свечи, включит музыку и будет изображать из себя пирата с помощью пены.

Я всегда знала, что даже если небо упало бы на землю, то первым делом Дима сделал бы так, чтобы я не пострадала.

Я была эгоисткой, принимала его любовь, заботу и доброту как должное. Я была не совсем взаимна: у меня трудный, вспыльчивый характер, я сначала говорю, а потом думаю. Трудно сказать, сколько раз я его задевала за живое, обижала, унижала своими словами. Я могла послать его матом, грубо сказать, чтобы он оставил меня в покое. Могла не отвечать на звонки во время встреч с подругами, могла ответить, но высмеять его беспокойство.

Проблемы на работе? Дома был Дима, который всё стерпит. Достала мама? Дома Дима, на котором можно сорваться. Слепошарый водитель окатил водой из лужи? Дима.

Временами он просто меня раздражал своим присутствием. Я срывалась. Ругалась. Раскаивалась, обещала, что начну держать себя в руках, но меня хватало на несколько дней, и всё повторялось. Он прощал. Осадок оставался. Настал момент, когда его стало слишком много.

Когда Дима сказал, что больше так жить не может, я не удивилась. Удивило меня другое: как так он долго терпел и почему не ушёл от меня раньше?

После разговора я собрала вещи и уехала к маме с её “я же говорила”. У мамы я прожила два дня, сняла квартиру поближе к работе. Стала привыкать к жизни в одиночестве.

Дима позвонил через полгода после нашего разрыва. Позвал на важный разговор. Я подумала, что он успокоился, понял, что без меня ему плохо, решил всё вернуть. Я ошиблась. Он пришёл отдать долг.

— Я продал квартиру. Сейчас мы поедем в банк и я передам тебе половину суммы. Вот договор купли-продажи, всё честно, без обмана.

После той встречи у меня на руках осталось полтора миллиона. А Дима ушёл, с грустной улыбкой пожелав мне счастья. Больше мы не виделись.

Я не замужем. Плачу ипотеку за своё жильё. Работаю. Ругаюсь с мамой. Меняю кавалеров. Вспоминаю Диму. Мне кажется, что остаток жизни я проведу наедине со своим характером. Это ужасно, когда тебе за тридцать, а ты ведёшь себя как подросток в период пубертата и через день встаёшь не с той ноги. Записано со слов Веры.